Луций эмилий павел македонский. Луций эмилий павел. Плутарх об Эмилии Павле

Луций Эмилий Павел (лат. Lucius Aemilius Paulus; умер 2 августа 216 года до н. э.) - древнеримский военачальник и политический деятель, консул 219 и 216 годов до н. э. Во время первого консульства воевал в Иллирии, подчинил эту страну Риму и был удостоен триумфа. В 218 году был в составе посольства, объявившего войну Карфагену и неудачно пытавшегося заключить союз с иберами и галлами. Получил второе консульство в разгар Второй Пунической войны, но его коллегой стал непримиримый политический противник, Гай Теренций Варрон. Последний против воли Луция Эмилия дал карфагенской армии под командованием Ганнибала сражение при Каннах, в котором римская армия была полностью уничтожена, а Луций Эмилий погиб.

Сыном и зятем Луция Эмилия были двое видных полководцев - Луций Эмилий Павел Македонский и Публий Корнелий Сципион Африканский соответственно.

Биография

Происхождение

Луций Эмилий принадлежал к знатному патрицианскому роду Эмилиев, который античные авторы относили к самым старым семействам Рима. Одна из восемнадцати старейших триб получила своё название в честь этого рода. Его генеалогию возводили либо к Пифагору, либо к царю Нуме Помпилию, а одна из версий традиции, приводимая Плутархом, называет Эмилией дочь Энея и Лавинии, родившую от Марса Ромула - легендарного основателя Рима.

Представителей этого рода отличали, если верить Плутарху, «высокие нравственные качества, в которых они неустанно совершенствовались». В III веке до н. э. Эмилии регулярно получали консульство, и в историографии их называют применительно к этой эпохе ядром одной из «политических клик, стремившихся захватить всю власть целиком». Их политическими союзниками были Ливии, Сервилии, Папирии, Корнелии Сципионы, Ветурии, Лицинии.

Отцом Луция был Марк Эмилий Павел, консул 255 года до н. э., сражавшийся с карфагенянами на море во время Первой Пунической войны.

Начало карьеры

Луций Эмилий впервые упоминается в источниках под 219 годом до н. э., когда он стал консулом вместе с Марком Ливием Салинатором. Коллеги отправились в Иллирию воевать с Деметрием Фаросским, который, опираясь на союз с Македонией, тревожил набегами владения Рима. Луций Эмилий и Марк Ливий взяли штурмом крепость Дималу, после этого приняли капитуляцию большинства других городов, подконтрольных Деметрию, и напали на Фарос. Им удалось хитростью выманить Деметрия из города и, разбив в сражении, принудить к бегству к царю Филиппу. Уже к концу лета римляне подчинили всю Иллирию и вернулись домой.

Полибий в связи с этими событиями упоминает только Луция Эмилия, который, согласно «Всеобщей истории», один отпраздновал «блестящий триумф». Но автор сочинения «О знаменитых людях» сообщает, что и Марк Ливий тоже был удостоен триумфа за иллирийскую войну. К тому же оба коллеги фигурируют в последующих событиях, связанных с летней кампанией 219 года: по истечении консульского срока Марка Ливия обвинили в расхищении военной добычи и осудили голосами почти всех триб, а Луций Эмилий «едва уцелел», с этих пор питая неприязнь к «черни» (Плутарх утверждает, будто Павлу был вынесен обвинительный приговор и будто Павел был этим приговором запуган).

Вероятно, ещё в год консульства Луция Эмилия и Марка Ливия сенат издал постановление о сносе храмов Сераписа и Исиды. Ни один работник не посмел поднять руку на священные здания; тогда Эмилий Павел скинул свою претексту, схватил топор и нанёс первый удар по дверям одного из храмов.

В 218 году Луций Эмилий стал одним из легатов, направленных в Африку для формального объявления войны Карфагену (на тот момент уже шла активная подготовка к боевым действиям). Возглавлял посольство Квинт Фабий, а другими легатами были Марк Ливий Салинатор, Гай Лициний и Квинт Бебий Тамфил. Выполнив первую часть своей миссии, послы переправились в Испанию, чтобы заключить союзы с местными племенами. Баргузии приняли их дружелюбно, но вольцианы поставили в вину римлянам гибель Сагунта, взятого Ганнибалом, и после этого иберы перестали идти на контакт с посольством. Римляне попытались ещё убедить галлов не пропускать карфагенскую армию через свою территорию, но те подняли послов на смех. Легаты вернулись в Рим уже после отбытия консулов к армиям.

Луций Эмилий Павел (230-160 гг. до н.э.) - римский военачальник. В 193 г. исполнял должность курульного эдила, в 191 г. - претора. В Дальней Испании Эмилий потерпел поражение от лузитан на реке Луко и потерял 6 тыс. своих воинов. В 190 г. получил подкрепление, вновь совершил поход против лузитан и на этот раз одержал победу, положив на поле боя 18 тыс. вражеских воинов. За это сенат отметил его знаками отличия и разрешил вступить в Рим с триумфом.
В 190 г. Эмилий находился в составе комиссии сената, посланной в Сирию для заключения мира с царем Антиохом III. В следующем году он воевал под началом консула Манлия Вульсона в Малой Азии против галатов. В 182 г. Эмилий был избран консулом и получил триумф за победу над лигурами. Для того чтобы завершить III Македонскую войну , римляне вторично избрали его консулом и вручили ему командование. В битве при Пидне 22 июня Эмилий одержал блестящую победу над македонским царем Персеем . Это сразу решило исход войны: города Македонии открыли римлянам свои ворота, царь Персей, скрывавшийся на Самофракии, сдался римскому полководцу. Устроив свои дела в Македонии и Эпире, Эмилий вернулся в Рим и отпраздновал свой третий, самый пышный триумф.

Плутарх об Эмилии Павле:

"Все свои обязанности он выполнял умело и тщательно, не отвлекаясь ничем посторонним, ничего не пропуская и не прибавляя вновь, но постоянно спорил с товарищами по должности даже из-за самых незначительных оплошностей и внушал им, что если иным и кажется, будто божество милостиво и легко прощает малые небрежения, то для государства такое легкомыслие и нерадивость опасны. И верно, не бывает так, чтобы потрясение основ государства начиналось резким вызовом, брошенным закону, - нет, но по вине тех, кто не проявляет должного внимания к мелочам, исчезает забота о делах первостепенной важности. Столь же неутомимым исследователем и суровым стражем отеческих обычаев Эмилий выказал себя и в военных делах: он никогда не заискивал перед солдатами, никогда, командуя войском, не старался - как поступали в ту пору очень многие - заранее обеспечить себе новое назначение на высшую должность, потакая и угождая подчиненным, но, точно жрец каких-то страшных таинств, он посвящал своих людей во все тайны военного искусства, грозно карал ослушников и нарушителей порядка и тем самым вернул отечеству прежнюю силу, считая победу над врагами лишь побочною целью рядом с главной - воспитанием сограждан".

Использованы материалы кн.: Тиханович Ю.Н., Козленко А.В. 350 великих. Краткое жизнеописание правителей и полководцев древности. Древний Восток; Древняя Греция; Древний Рим. Минск, 2005.

Что силь­нее спо­соб­ст­ву­ет исправ­ле­нию нра­вов? Демо­крит учил молить­ся о том, чтобы из объ­ем­лю­ще­го нас возду­ха навстре­чу нам неиз­мен­но выхо­ди­ли лишь бла­гие обра­зы - срод­ные и полез­ные чело­ве­ку, а не зло­ве­щие или ник­чем­ные; тем самым он внес в фило­со­фию мысль, невер­ную и веду­щую к неис­чис­ли­мым пред­рас­суд­кам. () Что до меня, то, при­леж­но изу­чая исто­рию и зани­ма­ясь сво­и­ми писа­ни­я­ми, я при­учаю себя посто­ян­но хра­нить в душе память о самых луч­ших и зна­ме­ни­тых людях, а все дур­ное, пороч­ное и низ­кое, что неиз­беж­но навя­зы­ва­ет­ся нам при обще­нии с окру­жаю­щи­ми, оттал­ки­вать и отвер­гать, спо­кой­но и радост­но устрем­ляя свои мыс­ли к достой­ней­шим из образ­цов.

() Тем вре­ме­нем из Рима при­бы­ло посоль­ство (чис­лом десять чело­век ), и Эми­лий воз­вра­тил македо­ня­нам их зем­лю и горо­да, раз­ре­шил им жить сво­бод­но и по соб­ст­вен­ным зако­нам, и лишь обя­зал пла­тить рим­ля­нам подать в сто талан­тов, то есть более чем вдвое мень­ше, неже­ли они пла­ти­ли сво­им царям. Он устра­и­вал все­воз­мож­ные состя­за­ния, при­но­сил жерт­вы богам, зада­вал пиры и обеды, () без труда покры­вая рас­хо­ды за счет цар­ской каз­ны и обна­ру­жи­вая столь­ко заботы о поряд­ке, бла­го­вид­но­сти, радуш­ном при­е­ме и долж­ном раз­ме­ще­нии гостей, о том, чтобы каж­до­му были ока­за­ны честь и дру­же­лю­бие в точ­ном соот­вет­ст­вии с его заслу­га­ми, что гре­ки толь­ко диви­лись, как он нахо­дит вре­мя для забав и, зани­ма­ясь важ­ней­ши­ми государ­ст­вен­ны­ми дела­ми, не остав­ля­ет без наблюде­ния и дела мало­важ­ные. () Несмот­ря на щед­рость и пыш­ность при­готов­ле­ний, наи­бо­лее лако­мым блюдом для при­гла­шен­ных и отрад­ней­шим для их взо­ров зре­ли­щем бывал сам Эми­лий, и это достав­ля­ло ему нема­лую радость; вот поче­му, когда изум­ля­лись его усер­дию и ста­ра­ни­ям, он отве­чал, что устро­ить пир и выстро­ить бое­вую линию - зада­чи весь­ма сход­ные: пер­вый дол­жен быть как мож­но при­ят­нее в гла­зах гостей, вто­рая - как мож­но страш­нее в гла­зах вра­гов. () Не менее горя­чо его хва­ли­ли за бес­ко­ры­стие и вели­ко­ду­шие: он не поже­лал даже взгля­нуть на груды сереб­ра и золота, кото­рые извлек­ли из цар­ских сокро­вищ­ниц, но передал все кве­сто­рам для попол­не­ния обще­ст­вен­ной каз­ны. Он толь­ко раз­ре­шил сыно­вьям, боль­шим люби­те­лям книг, забрать себе биб­лио­те­ку царя и, рас­пре­де­ляя награ­ды за храб­рость, дал сво­е­му зятю Элию Тубе­ро­ну чашу весом в пять фун­тов. () Это тот самый Тубе­рон, о кото­ром мы уже упо­ми­на­ли и кото­рый жил вме­сте с пят­на­дца­тью сво­и­ми роди­ча­ми на дохо­ды от одно­го малень­ко­го поме­стья. Гово­рят, это был пер­вый сереб­ря­ный пред­мет в доме Эли­ев, и при­нес­ла его к ним доб­лесть и ока­зан­ный доб­ле­сти почет; до тех пор ни они сами, ни их жены нико­гда и не дума­ли о сереб­ря­ной или золо­той утва­ри.

29. () Бла­го­по­луч­но покон­чив с дела­ми Гре­ции, Эми­лий воз­вра­тил­ся в Македо­нию и тут полу­чил пред­пи­са­ние сена­та отдать на раз­граб­ле­ние вои­нам, участ­во­вав­шим в войне про­тив Пер­сея, эпир­ские горо­да. Он при­звал македо­нян пом­нить, что сво­бо­ду им даро­ва­ли рим­ляне, при­звал беречь свою сво­бо­ду, стро­го выпол­няя зако­ны и хра­ня меж собою согла­сие, и дви­нул­ся в Эпир. () Наме­ре­ва­ясь совер­шить напа­де­ние неожидан­но и повсюду в один час, он вызвал к себе из каж­до­го горо­да по деся­ти самых почтен­ных и ува­жа­е­мых мужей и при­ка­зал им, чтобы все сереб­ро и золо­то, хра­нив­ше­е­ся в хра­мах и част­ных домах, было в назна­чен­ный день собра­но и выда­но. С каж­дой из этих депу­та­ций он отпра­вил сол­дат во гла­ве с цен­ту­ри­о­ном - слов­но бы кара­уль­ных, кото­рым пору­че­но разыс­ки­вать и при­ни­мать золо­то. () Когда насту­пил ука­зан­ный день, эти вои­ны, все разом, рину­лись гра­бить, так что в тече­ние часа было обра­ще­но в раб­ство сто пять­де­сят тысяч чело­век и разо­ре­но семь­де­сят горо­дов, но в резуль­та­те столь гибель­но­го и все­об­ще­го опу­сто­ше­ния на долю каж­до­го сол­да­та при­шлось не более один­на­дца­ти драхм. Всех при­вел в ужас такой исход вой­ны: досто­я­ние цело­го наро­да, раз­ме­нян­ное по мело­чам, обер­ну­лось ничтож­ным при­быт­ком в руках победи­те­лей.

30. () Испол­нив это пору­че­ние сена­та, в выс­шей сте­пе­ни про­тив­ное его нату­ре, снис­хо­ди­тель­ной и мяг­кой, Эми­лий спу­стил­ся в Орик. Оттуда он пере­пра­вил­ся с вой­ском в Ита­лию и поплыл вверх по Тиб­ру на цар­ском кораб­ле с шест­на­дца­тью ряда­ми греб­цов, пыш­но укра­шен­ном вра­же­ским ору­жи­ем, пур­пур­ны­ми тка­ня­ми и ков­ра­ми, так что рим­ляне, кото­рые несмет­ны­ми тол­па­ми высы­па­ли из горо­да и шли по бере­гу вро­вень с суд­ном, мед­лен­но про­дви­гав­шим­ся про­тив тече­ния, в какой-то мере уже зара­нее насла­ди­лись зре­ли­щем три­ум­фа.

() Но вои­ны, с вожде­ле­ни­ем взи­рав­шие на цар­ские сокро­ви­ща, счи­тая, что они полу­чи­ли мень­ше, чем заслу­жи­ва­ют, втайне кипе­ли зло­бою на Эми­лия имен­но по этой при­чине, вслух же обви­ня­ли его в том, что, коман­дуя ими, он про­явил суро­вость насто­я­ще­го тиран­на, и были не слиш­ком склон­ны под­дер­жать его прось­бу о три­ум­фе. () Заме­тив это, Сер­вий Галь­ба, кото­рый был вра­гом Эми­лия, хоть и слу­жил у него воен­ным три­бу­ном, дерз­нул откры­то заявить, что три­умф Эми­лию давать не сле­ду­ет. Он рас­пу­стил сре­ди сол­дат мно­же­ство кле­вет­ни­че­ских слу­хов об их пол­ко­вод­це и тем еще силь­нее раз­жег нена­висть к нему, а народ­ных три­бу­нов про­сил пере­не­сти слу­ша­ние дела назав­тра: до кон­ца дня оста­ва­лось все­го четы­ре часа, кото­рых, по сло­вам Галь­бы, для обви­не­ния было недо­ста­точ­но. () Три­бу­ны, одна­ко, веле­ли ему, если у него есть что ска­зать, гово­рить немед­лен­но, и он начал про­стран­ную, напол­нен­ную все­воз­мож­ны­ми поно­ше­ни­я­ми речь, кото­рая тяну­лась до самых суме­рек. Нако­нец совсем стем­не­ло, и три­бу­ны рас­пу­сти­ли собра­ние, а сол­да­ты, осмелев, собра­лись вокруг Галь­бы, сго­во­ри­лись и на рас­све­те заня­ли Капи­то­лий, где народ­ные три­бу­ны реши­ли воз­об­но­вить собра­ние на сле­ду­ю­щий день.

31. () Утром нача­лось голо­со­ва­ние, и пер­вая три­ба пода­ла голос про­тив три­ум­фа. Это ста­ло извест­но осталь­ным три­бам и сена­ту, и народ был до край­но­сти опе­ча­лен оскорб­ле­ни­ем, кото­рое нано­сят Эми­лию, но лишь гром­ко роп­тал, не реша­ясь что бы то ни было пред­при­нять. Одна­ко знат­ней­шие сена­то­ры кри­ча­ли, что тво­рит­ся страш­ное дело, и при­зы­ва­ли друг дру­га поло­жить пре­дел наг­ло­сти и бес­чин­ству сол­дат, кото­рые не оста­но­вят­ся перед любым без­за­ко­ни­ем или наси­ли­ем, если никто и ничто не поме­ша­ет им лишить Пав­ла Эми­лия побед­ных поче­стей. () Дер­жась все вме­сте, они про­би­лись сквозь тол­пу, под­ня­лись на Капи­то­лий и выра­зи­ли жела­ние, чтобы три­бу­ны пре­рва­ли пода­чу голо­сов, пока они не выска­жут наро­ду то, что наме­ре­ны ему сооб­щить. Когда все уго­мо­ни­лись и насту­пи­ла тиши­на, впе­ред вышел Марк Сер­ви­лий, быв­ший кон­сул, сра­зив­ший в поедин­ках два­дцать три непри­я­те­ля, и ска­зал, что лишь теперь он до кон­ца ура­зу­мел, какой вели­кий пол­ко­во­дец Эми­лий Павел, () если с таким испор­чен­ным и раз­нуздан­ным вой­ском он совер­шил столь пре­крас­ные и вели­кие подви­ги, и, что он, Сер­ви­лий, не может понять, поче­му рим­ляне, вос­тор­жен­но празд­но­вав­шие победу над илли­рий­ца­ми и лигу­ра­ми, теперь отка­зы­ва­ют себе в удо­воль­ст­вии увидеть воочию царя македо­нян и всю сла­ву Алек­сандра и Филип­па, пав­шую пред рим­ским ору­жи­ем. () « Слы­хан­ное ли дело, - про­дол­жал он, - преж­де, когда до горо­да дока­ти­лась лишь смут­ная мол­ва о победе, вы при­нес­ли жерт­вы богам и моли­ли их о том, чтобы слух поско­рее под­твер­дил­ся, а когда при­был сам пол­ко­во­дец, при­ве­зя победу с собою, вы лиша­е­те богов поче­стей, а себя радо­сти, точ­но бои­тесь взгля­нуть на вели­чие достиг­ну­то­го вами или щади­те про­тив­ни­ка! И все же было бы луч­ше, если бы состра­да­ние к вра­гу рас­стро­и­ло три­умф, но не зависть к глав­но­ко­ман­ду­ю­ще­му. () Меж­ду тем, - вос­клик­нул он, - зло­ба, ваши­ми ста­ра­ни­я­ми, забра­ла такую силу, что о заслу­гах пол­ко­во­д­ца и о три­ум­фе осме­ли­ва­ет­ся раз­гла­голь­ст­во­вать чело­век без еди­но­го шра­ма на теле, глад­кий и лос­ня­щий­ся от без­за­бот­ной жиз­ни, и где? - перед нами, кото­рых бес­чис­лен­ные раны научи­ли судить о досто­ин­ствах и недо­стат­ках пол­ко­вод­цев!» И вот как он был отпразд­но­ван. Народ в кра­си­вых белых одеж­дах запол­нил помо­сты, ско­ло­чен­ные в теат­рах для кон­ных риста­ний (рим­ляне зовут их « цир­ка­ми» ) и вокруг фору­ма и занял все ули­цы и квар­та­лы, откуда мож­но было увидеть шест­вие. () Две­ри всех хра­мов рас­пах­ну­лись настежь, свя­ти­ли­ща напол­ни­лись вен­ка­ми и бла­го­вон­ны­ми куре­ни­я­ми; мно­го­чис­лен­ные лик­то­ры и слу­жи­те­ли рас­чи­ща­ли путь, оттес­няя тол­пу, запрудив­шую середи­ну доро­ги, и оста­нав­ли­вая тех, кто бес­по­рядоч­но метал­ся взад и впе­ред. Шест­вие было разде­ле­но на три дня , и пер­вый из них едва вме­стил назна­чен­ное зре­ли­ще: с утра дотем­на на двух­стах пяти­де­ся­ти колес­ни­цах вез­ли захва­чен­ные у вра­га ста­туи, кар­ти­ны и гигант­ские изва­я­ния. () На сле­ду­ю­щий день по горо­ду про­еха­ло мно­же­ство пово­зок с самым кра­си­вым и доро­гим македон­ским ору­жи­ем; оно свер­ка­ло толь­ко что начи­щен­ной медью и желе­зом и, хотя было уло­же­но искус­но и весь­ма разум­но, каза­лось нагро­мож­ден­ным без вся­ко­го поряд­ка: шле­мы бро­ше­ны поверх щитов, пан­ци­ри - поверх поно­жей, () крит­ские пель­ты, фра­кий­ские гер­ры , кол­ча­ны - впе­ре­меш­ку с кон­ски­ми уздеч­ка­ми, и груды эти още­ти­ни­лись обна­жен­ны­ми меча­ми и насквозь про­ткну­ты сарисса­ми. Отдель­ные пред­ме­ты недо­ста­точ­но плот­но при­ле­га­ли друг к дру­гу, а пото­му, стал­ки­ва­ясь в дви­же­нии, изда­ва­ли такой рез­кий и гроз­ный лязг, что даже на эти побеж­ден­ные доспе­хи нель­зя было смот­реть без стра­ха. () За повоз­ка­ми с ору­жи­ем шли три тыся­чи чело­век и нес­ли сереб­ря­ную моне­ту в семи­стах пяти­де­ся­ти сосудах; каж­дый сосуд вме­щал три талан­та и тре­бо­вал четы­рех носиль­щи­ков. За ними шли люди, искус­но выстав­ляя напо­каз сереб­ря­ные чаши, куб­ки, рога и ков­ши, отли­чав­ши­е­ся боль­шим весом и мас­сив­но­стью чекан­ки.

33. () На тре­тий день, едва рас­све­ло, по ули­цам дви­ну­лись тру­ба­чи, играя не свя­щен­ный и не тор­же­ст­вен­ный напев, но бое­вой, кото­рым рим­ляне под­бад­ри­ва­ют себя на поле бит­вы. За ними вели сто два­дцать откорм­лен­ных быков с вызо­ло­чен­ны­ми рога­ми, лен­ты и вен­ки укра­ша­ли голо­вы живот­ных. Их вели на закла­ние юно­ши в перед­ни­ках с пур­пур­ной кай­мой, а рядом маль­чи­ки нес­ли сереб­ря­ные и золотые сосуды для воз­ли­я­ний. () Далее нес­ли золотую моне­ту, рас­сы­пан­ную, подоб­но сереб­ря­ной, по сосудам вме­сти­мо­стью в три талан­та каж­дый. Чис­ло их было семь­де­сят семь. Затем шли люди, высо­ко над голо­вою под­ни­мав­шие свя­щен­ный ковш, отли­тый, по при­ка­зу Эми­лия, из чисто­го золота, весив­ший десять талан­тов, и укра­шен­ный дра­го­цен­ны­ми кам­ня­ми, а так­же анти­го­ниды, селев­киды , чаши работы Ферик­ла и золотую утварь со сто­ла Пер­сея. () Далее сле­до­ва­ла колес­ни­ца Пер­сея с его ору­жи­ем; поверх ору­жия лежа­ла диа­де­ма. А там, чуть поза­ди колес­ни­цы, вели уже и цар­ских детей в окру­же­нии целой тол­пы вос­пи­та­те­лей, учи­те­лей и настав­ни­ков, кото­рые пла­ка­ли, про­сти­ра­ли к зри­те­лям руки и учи­ли детей тоже молить о состра­да­нии. () Но дети, - двое маль­чи­ков и девоч­ка, - по неж­но­му сво­е­му воз­рас­ту еще не мог­ли постиг­нуть всей тяже­сти и глу­би­ны сво­их бед­ст­вий. Тем бо́ льшую жалость они вызы­ва­ли про­сто­душ­ным неведе­ни­ем свер­шив­ших­ся пере­мен, так что на само­го Пер­сея почти никто уже и не смот­рел - столь вели­ко было сочув­ст­вие, при­ко­вав­шее взо­ры рим­лян к малют­кам. Мно­гие не в силах были сдер­жать сле­зы, и у всех это зре­ли­ще вызва­ло сме­шан­ное чув­ство радо­сти и скор­би, кото­рое дли­лось, пока дети не исчез­ли из вида.

34. () Поза­ди детей и их при­служ­ни­ков шел сам царь в тем­ном гима­тии и македон­ских баш­ма­ках; под бре­ме­нем обру­шив­ше­го­ся на него горя он слов­но лишил­ся рас­суд­ка и изум­лен­но ози­рал­ся, ниче­го тол­ком не пони­мая. Его сопро­вож­да­ли дру­зья и близ­кие; их лица были иска­же­ны печа­лью, они пла­ка­ли и не спус­ка­ли с Пер­сея глаз, всем сво­им видом свиде­тель­ст­вуя, что скор­бят лишь о его судь­бе, о сво­ей же не дума­ют и не заботят­ся. () Царь посы­лал к Эми­лию про­сить, чтобы его изба­ви­ли от уча­стия в три­ум­фаль­ной про­цес­сии. Но тот, по-види­мо­му, насме­ха­ясь над его мало­ду­ши­ем и чрез­мер­ной любо­вью к жиз­ни, отве­тил: « В чем же дело? Это и преж­де зави­се­ло от него, да и теперь ни от кого ино­го не зави­сит - сто­ит ему толь­ко поже­лать!..» Эми­лий недву­смыс­лен­но наме­кал, что позо­ру сле­ду­ет пред­по­честь смерть, но на это несчаст­ный не решил­ся, теша себя каки­ми-то непо­нят­ны­ми надеж­да­ми, и вот - стал частью у него же взя­той добы­чи.

() Далее нес­ли четы­ре­ста золотых вен­ков, кото­рые через осо­бые посоль­ства вру­чи­ли Эми­лию горо­да, поздрав­ляя его с победой. И нако­нец на вели­ко­леп­но убран­ной колес­ни­це ехал сам пол­ко­во­дец - муж, кото­рый и без всей этой рос­ко­ши и зна­ков вла­сти был досто­ин все­об­ще­го вни­ма­ния; он был одет в пур­пур­ную, заткан­ную золо­том тогу, и дер­жал в пра­вой руке вет­ку лав­ра. () Все вой­ско, тоже с лав­ро­вы­ми вет­вя­ми в руках, по цен­ту­ри­ям и мани­пу­лам, сле­до­ва­ло за колес­ни­цей, рас­пе­вая по ста­рин­но­му обы­чаю насмеш­ли­вые пес­ни, а так­же гим­ны в честь победы и подви­гов Эми­лия. Все про­слав­ля­ли его, все назы­ва­ли счаст­лив­цем, и никто из порядоч­ных людей ему не завидо­вал. Но суще­ст­ву­ет, веро­ят­но, некое боже­ство, удел кое­го - уме­рять чрез­мер­ное сча­стье и так сме­ши­вать жре­бии чело­ве­че­ской жиз­ни, дабы ни одна не оста­лась совер­шен­но непри­част­ною бед­ст­ви­ям и дабы, по сло­ву Гоме­ра , самы­ми пре­успе­ваю­щи­ми каза­лись нам те, кому дове­лось изведать и худ­шие и луч­шие дни.

35. () У Эми­лия было четы­ре сына; двое, Сци­пи­он и Фабий, вошли, как я уже гово­рил, в дру­гие семьи, двое осталь­ных, кото­рые роди­лись от вто­рой жены и были еще под­рост­ка­ми, вос­пи­ты­ва­лись в доме отца. () Один из них скон­чал­ся за пять дней до три­ум­фа Эми­лия на пят­на­дца­том году, дру­гой, две­на­дца­ти­лет­ний, умер вслед за бра­том через три дня после три­ум­фа, и не было сре­ди рим­лян ни еди­но­го, кото­рый бы не состра­дал это­му горю, - все ужа­са­лись жесто­ко­сти судь­бы, не посты­див­шей­ся вне­сти такую скорбь в дом сча­стья, радо­сти и празд­нич­ных жерт­во­при­но­ше­ний и при­ме­шать сле­зы и при­чи­та­ния к побед­ным гим­нам три­ум­фа.

36. () Одна­ко Эми­лий спра­вед­ли­во рас­судил, что муже­ство и стой­кость потреб­ны людям не толь­ко про­тив сарисс и дру­го­го ору­жия, но рав­ным обра­зом и про­тив вся­че­ских уда­ров судь­бы, и так разум­но повел себя в этом слож­ном сте­че­нии обсто­я­тельств, что дур­ное исчез­ло в хоро­шем и част­ное - во все­об­щем, не уни­зив вели­чия победы и не оскор­бив ее досто­ин­ства. () Едва успев похо­ро­нить сына, умер­ше­го пер­вым, он, как уже было ска­за­но, спра­вил три­умф, а когда после три­ум­фа умер вто­рой, он созвал рим­ский народ и про­из­нес перед ним речь - речь чело­ве­ка, кото­рый не сам ищет уте­ше­ния, но жела­ет уте­шить сограж­дан, удру­чен­ных его бедою. Он ска­зал, что нико­гда не боял­ся ниче­го, зави­ся­ще­го от рук и помыс­лов чело­ве­че­ских, но что из боже­ских даров () неиз­мен­ный страх у него вызы­ва­ла уда­ча - самое нена­деж­ное и пере­мен­чи­вое из все­го суще­го, - осо­бен­но же во вре­мя послед­ней вой­ны, когда уда­ча, точ­но све­жий попут­ный ветер, спо­соб­ст­во­ва­ла всем его начи­на­ни­ям, так что вся­кий миг он ожидал какой-нибудь пере­ме­ны или пере­ло­ма. « Отплыв из Брун­ди­зия, - про­дол­жал он, я за один день пере­сек Ионий­ское море и выса­дил­ся на Кер­ки­ре. На пятый день после это­го я при­нес жерт­ву богу в Дель­фах, а еще через пять дней при­нял под свою коман­ду вой­ско в Македо­нии. Совер­шив обыч­ные очи­ще­ния, я сра­зу же при­сту­пил к делу и в тече­ние сле­ду­ю­щих пят­на­дца­ти дней самым успеш­ным обра­зом закон­чил вой­ну. () Бла­го­по­луч­ное тече­ние собы­тий усу­губ­ля­ло мое недо­ве­рие к судь­бе, и так как непри­я­тель был совер­шен­но обез­вре­жен и не гро­зил уже ника­ки­ми опас­но­стя­ми, более все­го я боял­ся, как бы сча­стье не изме­ни­ло мне в море, на пути домой - вме­сте со всем этим огром­ным и победо­нос­ным вой­ском, с добы­чей и плен­ным цар­ским семей­ст­вом. Но это­го не слу­чи­лось, я при­был к вам целым и невреди­мым, весь город радо­вал­ся, лико­вал и при­но­сил богам бла­годар­ст­вен­ные жерт­вы, а я по-преж­не­му подо­зре­вал судь­бу в ковар­ных умыс­лах, зная, что нико­гда не разда­ет она людям свои вели­кие дары без­воз­мезд­но. () Муча­ясь в душе, ста­ра­ясь пред­у­га­дать буду­щее наше­го государ­ства, я изба­вил­ся от это­го стра­ха не преж­де, чем лютое горе постиг­ло меня в моем соб­ст­вен­ном доме и, в эти вели­кие дни, я пре­дал погре­бе­нию моих заме­ча­тель­ных сыно­вей и един­ст­вен­ных наслед­ни­ков - обо­их, одно­го за дру­гим… () Теперь глав­ная опас­ность мино­ва­ла, я спо­ко­ен и твер­до наде­юсь, что судь­ба пре­будет неиз­мен­но к вам бла­го­склон­ной: бед­ст­ви­я­ми мои­ми и моих близ­ких она досы­та уто­ли­ла свою зависть к нашим успе­хам в Македо­нии и яви­ла в три­ум­фа­то­ре не менее убеди­тель­ный при­мер чело­ве­че­ско­го бес­си­лия, неже­ли в жерт­ве три­ум­фа, - с тою лишь раз­ни­цей, что Пер­сей, хотя и побеж­ден­ный, остал­ся отцом, а Эми­лий, его победи­тель, оси­ро­тел» .

37. () Вот какую бла­го­род­ную, воз­вы­шен­ную речь, как гово­рят, про­из­нес перед наро­дом Эми­лий, и сло­ва его были искрен­ни и непри­твор­ны. Но для Пер­сея, кото­ро­му Эми­лий сочув­ст­во­вал и вся­че­ски пытал­ся помочь, ему не уда­лось сде­лать почти ниче­го: царя толь­ко пере­ве­ли из так назы­вае­мо­го « кар­ке­ра» в место почи­ще и ста­ли обра­щать­ся с ним чуть менее суро­во, () но из-под стра­жи не осво­бо­ди­ли, и, как сооб­ща­ет бо́ льшая часть писа­те­лей, он умо­рил себя голо­дом. Впро­чем, по неко­то­рым сведе­ни­ям, он окон­чил жизнь стран­ным и необыч­ным обра­зом. Вои­ны, его кара­у­лив­шие, по какой-то при­чине невзлю­би­ли Пер­сея и, не нахо­дя ино­го спо­со­ба ему доса­дить, не дава­ли узни­ку спать: они зор­ко следи­ли за ним, сто­и­ло ему забыть­ся хотя бы на миг, как его тот­час буди­ли и с помо­щью все­воз­мож­ней­ших хит­ро­стей и выду­мок застав­ля­ли бодр­ст­во­вать, пока, изну­рен­ный вко­нец, он не испу­стил дух. () Умер­ли и двое его детей. Тре­тий, Алек­сандр, кото­рый, как гово­рят, был весь­ма иску­сен в резь­бе по дере­ву, выучил­ся латин­ско­му язы­ку и гра­мо­те и слу­жил пис­цом у долж­ност­ных лиц, счи­та­ясь пре­крас­ным зна­то­ком сво­е­го дела.

38. () Подви­ги в Македо­нии высо­ко ценят­ся, в то же вре­мя, и как вели­чай­шее бла­го­де­я­ние Эми­лия про­сто­му наро­ду, ибо он внес тогда в каз­ну столь­ко денег, что не было нуж­ды взи­мать с граж­дан подать вплоть до кон­суль­ства Гир­ция и Пан­сы , кото­рые испол­ня­ли долж­ность во вре­мя пер­вой вой­ны Анто­ния с Цеза­рем. () И при­ме­ча­тель­ная осо­бен­ность: при всей бла­го­склон­но­сти, при всем ува­же­нии, кото­рые питал к нему народ, Эми­лий был при­вер­жен­цем ари­сто­кра­тии и нико­гда ни сло­вом ни делом не угож­дал тол­пе, но при реше­нии любо­го вопро­са государ­ст­вен­ной важ­но­сти неиз­мен­но при­со­еди­нял­ся к самым знат­ным и могу­ще­ст­вен­ным. Впо­след­ст­вии это дало Аппию повод бро­сить рез­кий упрек Сци­пи­о­ну Афри­кан­ско­му. () Оба они в ту пору поль­зо­ва­лись в Риме наи­боль­шим вли­я­ни­ем, и оба при­тя­за­ли на долж­ность цен­зо­ра. Один имел на сво­ей сто­роне ари­сто­кра­тию и сенат (кото­рым с дав­них вре­мен хра­нил вер­ность род Аппи­ев), а дру­гой, хотя был велик и могу­ще­ст­вен сам по себе, во всех обсто­я­тель­ствах пола­гал­ся на любовь и под­держ­ку наро­да. Как-то раз Сци­пи­он явил­ся на форум в сопро­вож­де­нии несколь­ких воль­ноот­пу­щен­ни­ков и людей тем­но­го про­ис­хож­де­ния, но гор­ла­стых пло­щад­ных кри­ку­нов, лег­ко увле­каю­щих за собой тол­пу и пото­му спо­соб­ных ковар­ст­вом и наси­ли­ем достиг­нуть чего угод­но. Увидев его, Аппий гром­ко вос­клик­нул: () « Ах, Эми­лий Павел, как не засто­нать тебе в под­зем­ном цар­стве, видя, что тво­е­го сына ведут к цен­зу­ре гла­ша­тай Эми­лий и Лици­ний Фило­ник!»

Сци­пи­он поль­зо­вал­ся бла­го­склон­но­стью наро­да за то, что без­мер­но его воз­ве­ли­чи­вал; но и к Эми­лию, несмот­ря на его при­вер­жен­ность ари­сто­кра­тии, про­стой люд питал чув­ства не менее горя­чие, неже­ли к само­му усерд­но­му иска­те­лю рас­по­ло­же­ния тол­пы, гото­во­му во всем ей угож­дать. () Это явст­ву­ет из того, что, кро­ме всех осталь­ных поче­стей, рим­ляне удо­сто­и­ли его и цен­зу­ры - долж­но­сти, кото­рая счи­та­ет­ся самой высо­кой из всех и обле­ка­ет огром­ною вла­стью, меж­ду про­чим, вла­стью вер­шить над­зор за нра­ва­ми граж­дан. Цен­зо­ры изго­ня­ют из сена­та тех, кто ведет непо­до­баю­щую жизнь, объ­яв­ля­ют само­го достой­но­го пер­вым в сенат­ском спис­ке и могут опо­зо­рить раз­врат­но­го моло­до­го чело­ве­ка, ото­брав у него коня. Кро­ме того, они следят за оцен­кой иму­ще­ства и за подат­ны­ми спис­ка­ми. () При Эми­лии в них зна­чи­лось три­ста трид­цать семь тысяч четы­ре­ста пять­де­сят два чело­ве­ка, пер­вым в сена­те был объ­яв­лен Марк Эми­лий Лепид, заняв­ший это почет­ное место уже в чет­вер­тый раз, и лишь трое сена­то­ров, ничем себя не про­сла­вив­ших, исклю­че­ны из сосло­вия. Такую же уме­рен­ность Эми­лий и его това­рищ по долж­но­сти Мар­ций Филипп выка­за­ли и в отно­ше­нии всад­ни­ков.

39. () Бо́ льшая часть самых важ­ных дел была уже завер­ше­на, когда Эми­лий вне­зап­но захво­рал. Сна­ча­ла состо­я­ние его было тяже­лым, потом опас­ность мино­ва­ла, но болезнь оста­ва­лась мучи­тель­ной и упор­ной. По сове­ту вра­чей он уехал в Элею Ита­лий­скую и там про­жил дол­гое вре­мя в сво­ем поме­стье на бере­гу моря в тишине и покое. Рим­ляне тос­ко­ва­ли по нему, и часто в теат­рах разда­ва­лись кри­ки, свиде­тель­ст­во­вав­шие об их упор­ном жела­нии сно­ва его увидеть. () Одна­жды пред­сто­я­ло жерт­во­при­но­ше­ние, насто­я­тель­но тре­бо­вав­шее его при­сут­ст­вия, и так как Эми­лий чув­ст­во­вал себя уже доста­точ­но окреп­шим, он вер­нул­ся в Рим. Вме­сте с дру­ги­ми жре­ца­ми он при­нес жерт­ву, окру­жен­ный лику­ю­щей тол­пой, а назав­тра сно­ва совер­шил жерт­во­при­но­ше­ние, на этот раз один, в бла­го­дар­ность богам за свое исце­ле­ние. () Закон­чив обряд, он воз­вра­тил­ся к себе, лег в постель и тут неожидан­но, даже не осо­знав, не почув­ст­во­вав совер­шив­шей­ся пере­ме­ны, впал в бес­па­мят­ство, лишил­ся рас­суд­ка и на тре­тий день скон­чал­ся, достиг­нув в жиз­ни все­го, что, по обще­му убеж­де­нию, дела­ет чело­ве­ка счаст­ли­вым. Сами похо­ро­ны его достой­ны вос­хи­ще­ния: рев­ност­ное уча­стие всех собрав­ших­ся почти­ло доб­лесть покой­но­го самы­ми пре­крас­ны­ми и завид­ны­ми погре­баль­ны­ми дара­ми. () То было не золо­то, не сло­но­вая кость, не показ­ная пыш­ность убран­ства, но душев­ная склон­ность, почте­ние и любовь не толь­ко сограж­дан, но и про­тив­ни­ков. Все испан­цы, лигу­ры и македо­няне, сколь­ко их ни было тогда в Риме, собра­лись вокруг погре­баль­но­го одра, моло­дые и силь­ные под­ня­ли его на пле­чи и понес­ли, а люди постар­ше дви­ну­лись сле­дом, назы­вая Эми­лия бла­го­де­те­лем и спа­си­те­лем их род­ной зем­ли. () И вер­но, не толь­ко в пору побед рим­ско­го пол­ко­во­д­ца узна­ли все они его кротость и чело­ве­ко­лю­бие, нет, и впо­след­ст­вии, до кон­ца сво­ей жиз­ни, он про­дол­жал забо­тить­ся о них и ока­зы­вать им все­воз­мож­ные услу­ги, точ­но род­ным и близ­ким.

Наслед­ни­ка­ми сво­е­го состо­я­ния, кото­рое, как сооб­ща­ют, не пре­вы­ша­ло трех­сот семи­де­ся­ти тысяч, он оста­вил обо­их сыно­вей, но млад­ший, Сци­пи­он, усту­пил всю свою долю бра­ту, посколь­ку сам был при­нят более бога­тым домом Сци­пи­о­на Афри­кан­ско­го.

Тако­вы, судя по раз­лич­ным рас­ска­зам, были жизнь и нрав Пав­ла Эми­лия.

Луций Эмилий Павел - (лат. Lucius Aemilius Lepidus Paullus или Lucius Aemilius Lepidus или Lucius Aemilius Paullus) имя нескольких древних римлян из рода Эмилиев: Луций Эмилий Павел (консул 219 года до н. э.) дважды консул Римской республики в 219 до … Википедия

Луций Эмилий Павел (консул 219 года до н. э.) - У этого термина существуют и другие значения, см. Луций Эмилий Павел. Луций Эмилий Павел Lucius Aemilius Paulus Консул Римской республики 219 и 216 до н. э … Википедия

ЭМИЛИЙ ПАВЕЛ - 1 . Луций (Lucius Aemilius Paulus) (г. р. неизв. 216 до н. э.) рим. гос. деятель и полководец. Из старинного патрицианского рода Эмилиев. Консул 219 и 216. В 219 одержал победу над иллирийскими племенами. В 216 вместе с консулом Г. Теренцием… … Советская историческая энциклопедия

Павел Эмилий Лепид - Paullus Aemilius Lepidus Консул суффект 34 до н. э. Род: Эмилии Отец: Л … Википедия

Луций Кальпурний Пизон Цезонин - Lucius Calpurnius Piso Caesoninus Род деятельности: Римский консул Гражданство: Римская республика … Википедия

Луций Геллий Публикола - (лат. Lucius Gellius Publicola) был одним из двух консулов Римской республики в 72 г. до н.э. вместе с Гнеем Корнелием Лентулом Клодианом. Известен тем, что принимал участие в подавлении восстания рабов под руководством Спартака. Боевые… … Википедия

Луций Аврелий Котта - Lucius Aurelius Cotta Консул 65 до н. э. Смерть: после 44 до н. э. Отец … Википедия

Луций Валерий Флакк (консул 152 года до н. э.) - Луций Валерий Флакк Lucius Valerius Flaccus Консул 152 до н. э. Смерть: 152 год до н. э.(… Википедия

Участие в войнах: Война с Лузитанами. Война с Лигурийцами и Ингавнами. Македонская Война
Участие в сражениях:

(Lucius Aemilius Paullus Macedonicus) Древнеримский полководец, консул, завоеватель Македонии

Луций Эмилий к 195 г.до н.э. трижды побывал военным трибуном и квестором.

В 194 г.до н.э. был назначен одним из триумвиров, чтобы основать колонию в Кротоне.

В 193 г.до н.э. его избрали курульным эдилом.

В 192 г.до н.э. был принят в коллегию авгуров.

В 191 г.до н.э. стал претором Дальней Испании, чуть позже имел там полномочия проконсула. Известен войной с лузитанами ; вначале он был разбит при Ликоне , потери армии Эмилия Павела составили 6 тысяч солдат, но после одержал уверенную победу и восстановил заново порядок в провинции.

В 189 г.до н.э. Эмилий Павел вошел в состав комиссии легатов, которая рассматривала азиатские вопросы и заключала мир с царем Антиохом . Комиссия враждовала с проконсулом Гнеем Манлием Вульсоном , провоцировавшим конфликт с Антиохом и самовольно развязавшим войну с галатами.

Возвратясь в Рим, Павел принялся за соискание консульства, но три раза проигрывал выборы и получил эту должность только в 182 г.до н.э. Был направлен в Лигурию и успешно проводил там военные действия.

В 181 г.до н.э. его полномочия продлили, и Павел выступил в поход на лигурийцев-ингавно в.

В 168 г.до н.э. Павел отправился в Македонию к римской армии, которая стояла у Гераклеона. При помощи обходного маневра он вынудил македонское войско отойти к Пидне , где и одержал над неприятелем решительную победу.

Эмилий Павел возвратился в Италию в конце 167 г.до н.э. с фантастической добычей. Его солдаты высказывали недовольство решением командующего целиком передать казну государству и попытались воспрепятствовать присуждению ему права на триумф. Триумф, однако, все равно состоялся, а добыча в македонской войне была настолько велика, что с того времени в Риме прекратили взимать трибут.

В 164 г.до н.э. Павел был избран на должность цензора. Умер Луций Эмилий Павел в 160 г.до н.э.